Эротические романы в мягких потрепанных обложках, классическая литература, современные бестселлеры – художественное описание секса всегда пользовалось спросом у публики. Но далеко не каждый автор может похвастаться сочным, красивым и в меру развязным описанием постельных сцен.
Зачастую эротические описания получаются чересчур скомканными либо же автор использует такую лексику, что читателя начинает подташнивать от приторности и вульгарности словесных оборотов.
Если вам хочется прочитать нечто по-настоящему пикантное (или даже шокирующее), воспользуйтесь подборкой ниже. В списке также есть произведения, которые в настоящий момент не переведены на великий и могучий – отличный способ подтянуть английский и прочитать мировые бестселлеры в оригинале.
Эротика как искусство
- Пауло Коэльо – «Одиннадцать минут»
Мария – проститутка. Она мечтает о счастливой семье, любви и детях. Все ее романы заканчиваются крахом, а потому она запрещает себе мечтать о любви. Но желание завести семью и детей ее не покидает.
«Сядь и раздвинь ноги».
Она повиновалась — бессильная по собственному выбору, покорная, потому что сама того хотела. Она видела, как он смотрит ей между ног, он видел ее черные брюки, длинные чулки, ее бедра, он мог представить ее лобковые волосы, ее во время секса.
«Встань».
Она вскочила со стула. Ей было трудно стоять прямо, и она поняла, что пьяна сильнее, чем думала.
«Не смотри на меня. Опусти голову, уважай своего господина!»
Прежде чем она успела опустить голову, она увидела, как из чемодана извлекли тонкий хлыст, а затем он с треском рассек воздух. Так, как будто у него была своя собственная жизнь.
«Пей. Опусти голову вниз и пей».
Она выпила еще один, два, три стакана водки. Теперь это был не просто театр, это была реальность: она потеряла контроль. Она чувствовала себя предметом, простым орудием, и, как это ни невероятно, это чувство подчинения давало ей ощущение полной свободы. Она больше не была учителем, тем, кто наставляет, утешает, выслушивает признания, тем, кто возбуждает. Перед устрашающей силой этого человека она была просто девушкой из глубинки Бразилии.
«Снимай с себя одежду».
Приказ был отдан внезапно, без малейшего намека на желание, и все же ничто не могло быть более эротичным. Опустив голову в знак почтения, Мария расстегнула платье и позволила ему соскользнуть на пол.
«Ты плохо себя ведешь». И снова хлыст рассек воздух.
«Ты должна быть наказана. Как смеет девушка твоего возраста противоречить мне? Тебе следовало бы встать передо мной на колени!»
Мария хотела было опуститься на колени, но первый удар хлыста остановил ее. Он коснулся ее ягодиц. Хлыст жалил, но, казалось, не оставлял следов.
«Разве я велел тебе вставать на колени?»
«Нет»
Снова удар хлыста по ягодицам.
«Нужно говорить «нет, сэр!»
Еще один жгучий удар хлыстом. На какую-то долю секунды ей пришло в голову, что она может либо прекратить это прямо сейчас, либо пойти до конца. Но не из-за денег, а из-за того, что он сказал в первый раз – что ты познаешь себя только тогда, когда выходишь за свои пределы.
Это приключение было новым. Она может решить позже, хочет она продолжать его или нет. Больше нет девушки, у которой было всего три цели в жизни. Нет больше той, что зарабатывала себе на жизнь своим телом. Здесь она была никем, а значит, она могла бы стать кем угодно.
«Сними с себя оставшуюся одежду. И пройдись туда-сюда, чтобы я мог на тебя посмотреть».
Она снова повиновалась, опустив голову и не говоря ни слова. Мужчина, который наблюдал за ней, все еще полностью одетый и абсолютно бесстрастный, был не тем человеком, который болтал с ней по дороге сюда из клуба – он был Улиссом, прибывшим из Лондона, Тесеем, спустившимся с небес, похитителем, вторгшимся в самый безопасный город в мире. И у него было самое холодное сердце на земле.
Она сняла трусики и лифчик, чувствуя себя одновременно беззащитной и защищенной. Хлыст снова щелкнул, на этот раз не касаясь ее тела.
«Голову вниз! Ты здесь для того, чтобы подчиняться каждому моему приказу и выполнять мои желания, понятно?»
«Да, сэр».
Он сжал ее руки и надел на них наручники.
«Тебя ожидает хорошая трепка. Тебе нужно подумать над своим поведением».
Он ударил ладонью по ее ягодицам. Мария закричала – на этот раз ей было больно.
«О, ты уже жалуешься? А я еще только начал».
Прежде чем она успела что-то сделать, он заткнул ей рот кожаным кляпом. Это не мешало ей говорить, она все еще могла сказать «желтый» или «красный», но теперь она чувствовала, что это ее судьба – позволить этому человеку делать с ней все, что он пожелает, и теперь она не могла убежать. Она была голая, с кляпом во рту и наручниками, а в жилах текла не кровь, а водка.
Еще удар.
«Пройдись туда-сюда!»
Мария пошла, повинуясь его командам: «стой», «поверни направо», «сядь», «раздвинь ноги». Он бил ее снова и снова, заслужила она это или нет, и она чувствовала боль и унижение. Оно было сильнее боли. Она чувствовала себя так, как будто она была в другом мире, в котором ничего не существовало, и это было почти религиозное чувство. Она была очень мокрой и возбужденной, но не могла понять, что происходит.
«Снова на колени!»
Поскольку она всегда держала голову опущенной в знак покорности, Мария не могла точно видеть, что происходит, но она заметила, что в той другой вселенной, на той другой планете, мужчина тяжело дышал, измученный тем, что размахивал хлыстом и сильно шлепал ее по ягодицам, в то время как она чувствовала, что наполняется силой и энергией.
Теперь она уже не испытывала стыда и не беспокоилась о том, чтобы показать свое удовольствие. Она начала стонать, умоляя его прикоснуться к ней, но вместо этого мужчина схватил ее и бросил на кровать.
Он насильно раздвинул ее ноги – хотя она знала, что это насилие на самом деле не причинит ей вреда – и привязал каждую ногу к углу кровати. Теперь, когда ее запястья были скованы наручниками за спиной, ноги раздвинуты, рот заткнут кляпом, когда же он проникнет в нее? Неужели он не видит, что она готова, что она хочет служить ему, что она его рабыня, его создание, его объект и сделает все, что он прикажет?
Она увидела, как он приставил конец рукоятки хлыста к ее влагалищу. Он прошелся им сверху вниз, а когда коснулся ее клитора, она потеряла всякий контроль. Она понятия не имела, как долго они были там и сколько раз ее шлепали, но внезапно она кончила и испытала оргазм, который за все эти месяцы десятки, нет, сотни мужчин не смогли ей дать.
Вспыхнул свет, она почувствовала, что входит в какую-то черную дыру в своей душе, в которой острая боль и страх смешались с полным наслаждением, выталкивая ее за все ранее известные пределы, и она стонала и кричала, ее голос был приглушен кляпом, она корчилась на кровати, чувствуя, как наручники врезаются в запястья, а кожаные ремни царапают лодыжки, она двигалась, как никогда раньше, именно потому, что не могла двигаться, она кричала, как никогда раньше, потому что у нее был кляп во рту и никто не мог ее услышать. Это были боль и наслаждение, конец рукоятки хлыста все сильнее прижимался к ее клитору, и оргазм хлынул из ее рта, влагалища, пор, глаз, кожи».
- Мэри Гейтскилл – «Секретарша»
Книга легла в основу одноименного фильма с Мэгги Джилленхол в главной роли. Это история о девушке с мазохистскими наклонностями и о мистере Грее, который начинает практиковать со своей подчиненной БДСМ.
«В последний раз, когда я допустила опечатку и адвокат вызвал меня в свой кабинет, произошли две необычные вещи. Во-первых, после того, как он отшлепал меня, он велел мне задрать юбку. Страх скрутил мой желудок и притянул его к груди. Я повернула голову и попыталась посмотреть на него.
«Ты ведь не боишься, что я тебя изнасилую? – спросил он. – Не надо. Меня это не интересует. Задери юбку».
Я отвернулась от него. Я подумала, что не должна этого делать. Я могу остановиться прямо сейчас. Я могу выпрямиться и выйти. Но я этого не сделала. Я задрала юбку.
Сними колготки и нижнее белье.
Палец тошноты ткнулся мне в живот.
Я же сказал, что не собираюсь тебя трахать. Делай, что я говорю.
Кожа на моем лице и горле была горячей, но кончики пальцев холодили ноги, когда я стягивала нижнее белье и колготки. Письмо, лежавшее передо мной, исказилось до неузнаваемости. Я подумала, что сейчас упаду в обморок или меня вырвет, но этого не произошло. Меня удерживало чувство головокружительной неподвижности, как в моих снах, где я могу летать, но только если приму какую-нибудь странную позицию.
Сначала казалось, что он ничего не собирается делать. А потом я начала осознавать, что прямо за моей спиной что-то происходит – какой-то безумный выброс энергии. Это было похоже на злобного зверька, отчаянно роющего землю своими крошечными когтями и зубами. Мои бедра были забрызганы горячей липкой жижей.
«Иди и приведи себя в порядок, – сказал он. – И переделай это письмо еще раз».
Я медленно встала и почувствовала, как моя юбка опустилась на липкую жижу. Он быстро распахнул дверь, и я вышла из комнаты, даже не натянув колготки и нижнее белье, так как все равно собиралась воспользоваться ванной. Он закрыл за мной дверь, и произошло второе необычное событие.
Сьюзен, помощница юриста, стояла в приемной со странным выражением на лице. Она была блондинкой, носившей короткие пушистые свитера и поддельные золотые украшения на шее. В самом дружелюбном ее голосе слышались скулящие, резкие нотки. Теперь она едва могла поздороваться. Ее глупо полные губы были задумчиво приоткрыты.
«Привет, – сказала я, – одну минуту». Она заметила неловкость моей походки из-за спущенных колготок.
Я добралась до ванной и вытерлась. Я не чувствовала себя смущенной. Действовала механически. Я хотела выпинуть эту тупую помощницу юриста из офиса, чтобы вернуться в ванную и заняться мастурбацией.
Сьюзен выполнила свое поручение и ушла. Я помастурбировала. Потом перепечатала письмо. Адвокат весь день просидел в своем кабинете».
- Иэн Макьюэн – «На берегу»
Изменения в обществе показаны на примере молодоженов, вступивших в брак в начале шестидесятых годов двадцатого века. Также рассматривается тема отцов и детей, а именно разница во взглядах на СССР, ядерное оружие и т.д.
«Он взял ее левую руку, по очереди пососал кончики пальцев и прикоснулся языком к мозолям скрипача. Они поцеловались, и именно в этот момент относительного оптимизма для Флоренс она почувствовала, как напряглись его руки, и внезапно, одним ловким атлетическим движением, он перекатился на нее. И хотя его вес был в основном перенесен на локти и предплечья, расположенные по обе стороны от ее головы, она была придавлена и беспомощна, и немного задыхалась под его весом.
Она почувствовала разочарование от того, что он не задержался, чтобы снова погладить ее лобок и вызвать этот странный распространяющийся трепет. Но больше всего ее беспокоил страх унизить себя. Выглядеть хуже женщин, которых он знал.
Она собиралась пройти через это. Она никогда не позволит ему узнать, какой была эта борьба, чего ей стоило казаться спокойной. У нее не было никакого другого желания, кроме как доставить ему удовольствие и сделать эту ночь успешной, и не было никаких других ощущений, кроме ощущения конца его пениса, странно прохладного, постоянно толкающегося и натыкающегося на ее уретру. Ее паника и отвращение, думала она, были под контролем.
Она любила Эдварда, и все ее мысли были о том, чтобы помочь ему получить то, что он так нежно хотел, и заставить его любить ее еще больше. Именно поэтому она скользнула правой рукой между его пахом и своим. Он слегка приподнялся, чтобы пропустить ее.…
Сначала она нашла его яички и, нисколько не испугавшись, нежно обхватила пальцами этот необычный щетинистый предмет, который она видела в разных формах у собак и лошадей, но никогда не верила, что он может удобно поместиться на взрослом человеке.
Проведя пальцами по его пенису, она добралась до его основания. Она держала его с чрезвычайной осторожностью, поскольку понятия не имела, насколько он чувствителен и крепок. Она провела пальцами по всей его длине, с интересом отмечая шелковистую текстуру. Дошла вплоть до кончика, который слегка погладила, а затем, пораженная собственной смелостью, она немного отодвинулась назад, твердо взяла пенис и потянула его к своим половым губам.
Откуда ей было знать, какую ужасную ошибку она совершила? Неужели она натянула что-то не то? Не слишком ли крепко она вцепилась в него? Он издал вопль – сложный ряд мучительных, нарастающих гласных. Это был звук, который она слышала однажды в комедийном фильме, когда официант, шатаясь туда-сюда, потерял контроль над горой тарелок с супом.
В ужасе она отпустила его. Эдвард распрямился, его спина начала судорожно сгибаться, и он покрыл ее пупок, живот, бедра и даже часть подбородка и коленной чашечки теплой вязкой жидкостью».
- Гленн Саван – «Белый дворец»
Дебютный роман американского писателя вышел в 1987 году и стал настолько успешным, что спустя три года был экранизирован. Главные роли в мелодраме сыграли Сьюзан Сарандон и Джеймс Спэйдер.
«Нора вошла в гостиную голая. Не очень удачная идея, если у вас дома гости. По ее походке он понял, насколько она пьяна. Она легла рядом с ним в постель и бесцеремонно перевернулась на спину. Макс не был уверен, было это приглашением к сексу или нет. Такая сложная пассивность с ее стороны была ему незнакома. Макс опустился вниз.
Он двигался, быстро теряясь в цветастой сложности ее половых губ, пока ее бедра не напряглись в знак отказа, и она не села, обхватив его лицо руками. «Просто трахни меня», – сказала она.
Она снова легла в ожидании.
«Прямо сейчас?»
«Да».
Она стоически ждала, словно образцовая Викторианская супруга. Когда он вошел в нее, она почувствовала странное напряжение. За этим последовал еще один сюрприз – она не издавала ни звука. Макс подумал, что она сдерживает себя из уважения к Бобу и Джуди, но это не объясняло, почему ее глаза были открыты, или почему взгляд в них был таким влажным и умоляющим.
«Макс, – сказала она в тот момент, когда он приблизился к оргазму, – я должна тебе сказать…»
«Что?» – смог он выдавить из себя.
«Я хочу…»
«Что?»
«Я просто хочу, чтобы у нас появился ребенок».
На какой-то иррациональный миг ему тоже захотелось этого. А потом он извергнул свое бесполезное семя».
- Мишель Уэльбэк – «Элементарные частицы»
Роман французского писателя многим может показаться шокирующим. Он обнажает не самые приятные стороны человеческой натуры. Пессимистичное произведение-антиутопия содержит довольно смелые моменты, балансирующие на грани аморальности.
«Их было четверо возле душевых кабинок, все в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет, напротив раковин. Двое из них были в бикини и ждали, пока двое других играли под душем, как выдры, болтая, смеясь и брызгая друг на друга: они были совершенно голые. Сцена была неописуемо грациозной и эротичной. Он этого не заслужил. Его член был твердым в боксерских трусах, одной рукой он вытащил его и прижался к раковине, пока чистил зубы зубочисткой.
Он вонзил ее себе в десну и вытащил окровавленную зубочистку. Головку его пениса нестерпимо покалывало, она была горячей и набухшей, на кончике образовалась капля.
Одна из девушек, грациозная и темноволосая, вышла из душа, схватила полотенце и принялась насухо вытирать свои юные груди. Маленькая и рыженькая стащила с себя купальник и заняла свое место под душем – волосы ее киски были золотисто-русыми. Бруно застонал, и у него закружилась голова.
Мысленно он представлял себе, как идет туда, снимает шорты и ждет. Он имел полное право пойти принять душ. Он представил себя рядом с ними, с твердым членом. Он бы сказал что-то вроде: «Вода горячая?» Душевые кабины находились в пятидесяти сантиметрах друг от друга – если он примет душ рядом с рыжеволосой девушкой, она может случайно задеть его член. При этой мысли у него закружилась голова, и ему пришлось ухватиться за фарфоровую раковину. В тот же миг появились двое мальчишек, смеявшихся чересчур громко. На них были черные шорты в флуоресцентную полоску. Внезапно стояк Бруно исчез. Он засунул пенис обратно в шорты и снова принялся ковырять в зубах.».
- Харуки Мураками – «Хроники заводной птицы»
В произведениях японской легенды часто встречаются весьма смелые описания сексуальных сцен. Ко всему этому также примешиваются рассуждения о смысле жизни и поиске себя. В результате мы получаем щедро сдобренную эротикой книгу, которая окутывает нас тяжелым туманом тягостных мыслей.
«И снова, как и прежде, она расстегнула мне ширинку, вынула мой член и положила его себе в рот. Единственное отличие от прежнего заключалось в том, что сама она не раздевалась. Она все время носила платье Кумико. Я попытался пошевелиться, но мне казалось, что мое тело сковано неосязаемыми оковами. Я почувствовал, что становлюсь большим и твердым внутри ее рта.
Я видел, как шевелятся ее накладные ресницы и завитые локоны. Ее браслеты сухо звякнули. Ее длинный и мягкий язык, казалось, обвился вокруг меня. Когда я уже собирался кончить, она вдруг отодвинулась и начала медленно раздевать меня. Она сняла с меня пиджак, галстук, брюки, рубашку, нижнее белье и уложила на кровать. Но свою одежду она не сняла. Она села на кровать, взяла мою руку и сунула ее под платье. На ней не было трусиков. Моя рука ощутила тепло ее влагалища. Оно было глубоким, теплым и очень влажным. Мои пальцы были почти засосаны внутрь.
Затем Крета Кано взобралась на меня и использовала свою руку, чтобы просунуть меня внутрь себя. Как только я вошел в нее, она начала плавно крутить бедрами. Когда она двигалась, края бледно-голубого платья ласкали мой обнаженный живот и бедра. Расправив полы платья, Крета Кано ехала на мне верхом, похожая на мягкий гигантский гриб, который бесшумно высунул морду из-под опавшей листвы и раскрылся под крылышками ночи.
Ее влагалище было теплым и в то же время холодным. Оно пыталось окутать меня, втянуть в себя и в то же время выдавить наружу. Моя эрекция становилась все больше и тверже. Я чувствовал, что вот-вот взорвусь. Это было самое странное ощущение, выходящее за рамки простого сексуального удовольствия. Было такое чувство, будто что-то внутри нее – что-то особенное внутри нее – медленно прокладывало себе путь через мой орган в меня».
- Брет Истон Эллис – «Меньше, чем ноль»
Книга рассказывает о жизни «золотой молодежи», переполненной беспорядочными половыми связями, запрещенными препаратами и отчаянием. Аморальное произведение, смакующее сцены насилия.
«И один из них кричит мне «Эй, пидор-панк», и мы с девушкой садимся в ее машину и уезжаем в горы, и мы идем в ее комнату, и я раздеваюсь, и ложусь на ее кровать, и она идет в ванную, и я жду пару минут, а потом она наконец выходит, завернувшись в полотенце, и садится на кровать, и я кладу руки ей на плечи, и она говорит «прекрати», и после того, как я отпускаю ее, она говорит мне прислониться к изголовью кровати, и я это делаю, и она снимает полотенце, и она голая. И она лезет в ящик у кровати и достает тюбик Bain de Soleil и протягивает его мне, а потом лезет в ящик и достает пару солнцезащитных очков Wayfarer и говорит мне надеть их, и я надеваю.
Она берет у меня тюбик лосьона для загара, выжимает немного на пальцы, а потом трогает себя и жестом просит меня сделать то же самое. И я делаю. Через некоторое время я останавливаюсь и тянусь к ней, а она останавливает меня и говорит нет, а потом кладет мою руку обратно на себя, и ее рука начинает снова, и после этого я говорю ей, что собираюсь кончить, и она говорит мне подождать минутку, и что она почти там, и она начинает двигать рукой быстрее, раздвигая ноги шире, откидываясь на подушки, и я снимаю солнцезащитные очки, и она говорит мне надеть их снова, и я надеваю их снова, и тогда я кончаю, и думаю, что она тоже кончает.
Заиграл Боуи, и она встала, покраснела, выключила стерео и включила MTV. Я лежу голый, все еще в темных очках, а она протягивает мне пачку бумажных салфеток. Я вытираюсь и просматриваю журнал «Вог», лежащий рядом с кроватью. Она надевает халат и пристально смотрит на меня. Я слышу гром в отдалении, и дождь начинает усиливаться. Она закуривает сигарету, и я начинаю одеваться. А потом я вызываю такси и наконец снимаю очки, и она говорит мне тихо спускаться по лестнице, чтобы я не разбудил ее родителей».
- Джеймс Сэлтер – «A Sport and a Pastime»
История любовной связи между молодой продавщицей и американским выпускником колледжа на фоне провинциальной Франции. Произведение получилось одновременно лирическим и напряженно-опасным.
«Она начинает раздеваться, как соседка по комнате, и забирается в постель.
Они заснули. Дин просыпается первым, ближе к вечеру. Он расстегивает ее чулки и медленно снимает их. Ее юбка следующая, а потом трусы. Она открывает глаза. Пояс с подвязками он оставляет на ней, чтобы подчеркнуть ее наготу. Он кладет туда голову.
Ее рука касается его груди и начинает опускаться мучительно медленно.
Он лежит под ней неподвижно, как собака, как какой-то идиот.
На следующее утро она приходит в себя. Его член твердый. Она берет его в руку. Они всегда спят голыми. Их плоть невинна и тепла.
Проходит полчаса, прежде чем они разъединяются и идут завтракать. Она съедает все свои булочки и берет одну его.
«Многовато было», – говорит она.
Она вся блестит. Внутренняя сторона ее бедер влажная.
«Сколько времени нужно, чтобы сделать это снова?» – спрашивает она.
Дин пытается думать. Он вспоминает биологию.
«Два или три дня», – прикидывает он.
«Нет, нет!» – кричит она.
Она снова начинает возбуждать его. Через несколько минут он переворачивает ее на спину, как будто антракт закончился. На этот раз она дикая. Огромная кровать начинает скрипеть. Ее дыхание становится прерывистым. Дину приходится упереться руками в стену. Он обхватывает коленями ее ноги и вгоняет себя глубже.
«О, – выдыхает она, – так лучше всего».
Когда он кончает, это убивает их обоих. Они рассыпаются, как песок. Он возвращается из ванной и поднимает с пола одеяло. Она даже не пошевелилась. Она лежит там же, где упала».
- Эдгар Лоуренс Доктороу – «Регтайм»
Начало двадцатого века. Главные персонажи – Форд, Морган, Гудини и другие исторические гиганты. Роман послужил основой для культового фильма Милоша Формана.
«Теперь она стояла обнаженная в свете лампы, если не считать черных вышитых хлопчатобумажных чулок, которые держались на резинках вокруг бедер. Голдман скатала чулки, и Эвелин сняла их. Она скрестила руки на груди. Голдман встала и, нахмурившись, медленно повернула ее к себе.
Ложись.
Эвелин села на кровать и посмотрела на то, что выходило из черного мешка. «На живот», – сказала Голдман. Она держала бутылку и выливала ее содержимое в сложенную чашечкой ладонь. Эвелин легла на живот, и Голдман приложила жидкость к тому месту, где следы от ударов покраснели. «Ой, – Эвелин закричала, – он жжет!»
«Это вяжущее средство – первое, что нужно для восстановления кровообращения», – объяснила Голдман, растирая спину, ягодицы и бедра Эвелин. Эвелин извивалась, и ее плоть съеживалась при каждом прикосновении. Она зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания. «Знаю, знаю, – сказала Голдман, – но ты еще поблагодаришь меня». Под энергичным потиранием Голдман плоть Эвелин, казалось, пришла в полную форму. Теперь она дрожала, и ее ягодицы были сжаты от бодрящего холода лечебной мази. Ее ноги сжались вместе. Голдман достала из сумки бутылочку с массажным маслом и принялась растирать шею, плечи и спину Эвелин, ее бедра, икры и ступни.
Постепенно Эвелин расслабилась, ее тело затрепетало и задрожало под выразительным мастерством рук Голдман. Голдман втирала масло в ее кожу до тех пор, пока ее тело не обрело свою собственную естественную розово-белую сущность и не начало шевелиться. «Перевернись», – скомандовала Голдман. Волосы Эвелин были распущены и лежали на подушке, закрывая лицо. Ее глаза были закрыты, а губы растянуты в невольной улыбке, пока Голдман массировала ее грудь, живот, ноги. «Да, даже это, – сказала Эмма Голдман, быстро проведя рукой по лобку. – Вы должны иметь мужество жить».
Прикроватная лампа на мгновение потускнела.
Эвелин положила руки на грудь, и ее ладони начали вращать соски. Ее руки поплыли вниз по бокам. Она потерла бедра. Ее ступни были заострены, как у танцовщицы, а пальцы скрючены. Ее таз поднялся с кровати, словно ища что-то в воздухе. Голдман уже стояла у бюро, закрывая бутылочку со смягчителем, спиной к Эвелин, когда молодая женщина начала колыхаться на кровати, как морская волна.
В этот момент из стен донесся хриплый неземной крик, дверь чулана распахнулась, и в комнату ввалился младший брат матери, лицо которого исказилось в приступе святого унижения. Он сжимал в руках, словно пытаясь задушить, вздыбленный пенис, который, презирая его намерения, выпускал в ответ на его крики экстаза или отчаяния огромные струи спермы, которые прочерчивали воздух, как пули, а затем медленно оседали на Эвелин в ее постели».
- Джеймс Баллард – «Крушение»
Секс в автомобиле – опасное занятие. Но именно это доставляло наивысшее наслаждение Вогану и его друзьям, любящим нетрадиционные сексуальные забавы.
«Свободная иерархия проституток занимала аэропорт и его пригороды – в отелях, на дискотеках, где никогда не звучала музыка, удобно расположившись рядом со спальнями для тысяч транзитных пассажиров, которые никогда не покидали аэропорт. Второй эшелон работал в вестибюлях аэровокзала и ресторанах, а за ними – армия фрилансеров, ежедневно снимающих комнаты в жилых комплексах вдоль автострады.
Мы добрались до многоэтажной автостоянки за грузовым самолетом. Я объехал покосившиеся бетонные перекрытия этого косого и двусмысленного здания и припарковался в пустом отсеке среди машин на покатой крыше. Убрав банкноты в свою серебряную сумочку, женщина опустила свое озабоченное лицо мне на колени, умело расстегивая молнию одной рукой. Она начала систематически работать над моим пенисом ртом и рукой, удобно положив руки мне на колени. Я вздрогнул от давления ее жестких локтей. …
Когда она пробудила к жизни мой пенис, я посмотрел вниз на ее сильную спину, на стык между очертаниями ее плеч, очерченных бретельками лифчика, и искусно украшенной приборной панелью этого американского автомобиля, между ее толстой ягодицей в моей левой руке и пастельными стеклами часов и спидометра. Воодушевленный этими закрытыми циферблатами, мой левый безымянный палец двинулся к ее анусу».
- Милан Кундера – «Невыносимая легкость бытия»
Книга о том, что каждая жизнь несет в себе таинственную случайность. Любые действия становятся невыносимыми, если задумываться об их последствиях постоянно.
«Камера служила Терезе одновременно и механическим глазом для наблюдения за любовницей Томаса, и вуалью, скрывавшей от нее ее лицо.
Сабине потребовалось некоторое время, чтобы заставить себя полностью выскользнуть из халата. Ситуация, в которой она оказалась, была немного сложнее, чем она ожидала. После нескольких минут позирования она подошла к Терезе и сказала: «Теперь моя очередь сфотографировать тебя. Раздевайся!»
Сабина столько раз слышала от Томаса команду «раздевайся!», что она навсегда запечатлелась в ее памяти. Таким образом, любовница Томаса только что передала его приказ жене Томаса. Две женщины были соединены одним и тем же волшебным словом. Так Томас неожиданно превращал невинный разговор с женщиной в эротическую ситуацию. Вместо того чтобы гладить, льстить, умолять, он отдавал приказание, отдавал его резко, неожиданно, мягко, но твердо и властно, на расстоянии: в такие минуты он никогда не прикасался к женщине, к которой обращался. Он часто обращался этим словом и к Терезе, и хотя говорил тихо, даже шепотом, это был приказ, и повиновение всегда возбуждало ее. Услышав это слово, она еще сильнее захотела повиноваться, потому что подчиняться чужому приказу – это особое безумие, тем более пьянящее, что приказ исходил не от мужчины, а от женщины.
Сабина взяла у нее фотоаппарат, а Тереза разделась. Она стояла перед Сабиной обнаженная и обезоруженная. Буквально обезоруженная – лишенная аппарата, которым она прикрывала лицо и целилась в Сабину. Она была полностью во власти любовницы Томаса. Это красивое представление опьяняло Терезу. Ей хотелось, чтобы мгновения, когда она стояла обнаженная напротив Сабины, никогда не кончались.
Я думаю, что Сабина тоже чувствовала странное очарование ситуации: жена ее любовника стояла перед ней странно покладистая и робкая. Но, щелкнув затвором два или три раза, почти испугавшись чар и желая развеять их, она разразилась громким смехом.
Тереза последовала ее примеру, и они обе оделись».
- Томас Пинчон – «Bleeding Edge» (на русском книга вышла под названием «Край навылет»)
Роман-детектив. Основные темы – трагедия 11 сентября и влияние, которое оказывает на мир интернет.
«В квартире Виндуст не теряет времени даром. «Ложись на пол». Похоже, он в каком-то эротическом настроении. Она бросает на него взгляд.
«Сейчас».
Разве она не должна была сказать: «Знаешь что, трахни себя, тебе будет веселее», – и уйти? Нет, вместо этого мгновенная покорность—она опускается на колени. Быстро, без дальнейших обсуждений, она присоединилась к компании мусора на полу, копившегося месяцами. Лицом на полу, задницей в воздухе, с задранной юбкой и не совсем ухоженными ногтями Виндуста, методично рвущими прозрачные темно-серые колготки.
Его руки, руки убийцы, с силой сжимают ее бедра, именно там, где это важно, именно там, где какой-то демонический набор нервных рецепторов, о которых она до сих пор только наполовину знала, ждал, чтобы его нашли и использовали, как кнопки на игровом контроллере невозможно понять, двигается ли он или она делает это сама…»
- Норман Раш – «Смертные»
Комедия, тема политики и страсть – произведение Нормана Раша неоднократно было включено в списки самых выдающихся произведений века.
«Она оседлала его. Ее волосы были распущены и доставали ей до плеч. Они свисали вперед, скрывая ее лицо, за исключением глаз, которые она крепко зажмурила. Она была осторожна с его членом, оставляя его в покое до сих пор. Айрис не торопилась.
Ему пришлось отогнать свою тревогу. Ему было бы легче встать и позаботиться обо всем, если бы она не была на нем сверху. Нужно забыть об этом. Лучшие из их сексуальных опытов были в те моменты, когда она сидела сверху, используя его как дилдо.
Он любил, когда она терлась своими сосками о его. Они были твердыми – у него тоже. Он не знал, сделает ли она это. В идеальном мире она бы проделала с ним все то, что делала тогда, в варьете. В идеальном мире у них было бы на это достаточно времени.
Она провела волосами по его глазам. «Поцелуй меня», – подумал он с болью, потому что она не собиралась этого делать. Она легонько укусила его за плечо. Она опускалась все ниже. Провела грудью по его лицу. Он хотел взять в рот одну из ее грудей, любую из них. Он был в бешенстве.
Он сильнее вонзился в нее. Она стонала от удовольствия, и это было прекрасно. Она снова кончит прямо сейчас.
Он продолжал, замедляясь. Поднял ее колени еще выше. Он был почти уже там. Скоро и она присоединится к нему.
А потом узел у основания его члена растворился в огне, растаял. Он закричал, когда кончил. Потом она фыркнула, пытаясь что-то сказать. Она велела ему остановиться. Она кончила во второй раз и хотела, чтобы он остановился. Они расцепились, дрожа».
- Мадлен Л’Энгл – «A House Like a Lotus»
Путешествие должно помочь Полли смириться с недавним травмирующим событием, связанным с Максом. Их отношения предстают перед читателем в виде воспоминаний.
«Тише, – сказал он, – тише». И снова поцеловал меня в веки, потом в губы, как делал всегда, глуша мотор на лодке, когда мы были вместе. И поцелуй продолжался дальше того места, где он обычно прерывался. Затем он медленно отстранился.
Я щупала его, словно была слепой. «Ренни, пожалуйста. Пожалуйста», – мои губы коснулись его губ.
И он снова целовал меня, стягивая через голову короткую ночную рубашку. Его сильные и нежные руки начали гладить меня. Его руки, его губы, его язык.
Нежно. Не пугающе. Зная, что он делает. Я почувствовала, как мои соски приподнялись, и это испугало меня.
«Ш-ш-ш, – прошептал Ренни. – Ш-ш-ш, все в порядке, не волнуйся, просто расслабься и прислушайся к своему телу».
Он медленно, ритмично, нежно двигался вниз…
я была телом
короткая острая боль
а следом сладкий спазм
я словно воспарила над землей
больше никакой боли
лишь сладость
невероятно
Потом Ренни тяжело задышал, и я прижала его к себе».
- Лорен Грофф – «Судьбы и фурии»
Роман ломает представления о том, что же на самом деле лежит в основе семейного счастья. Истории, рассказанные мужем и женой, кардинально отличаются – будто бы мы читаем истории двух разных семей.
«И его жена сказала: «Привет, сэр Ланселот, ты храбрый парень. Выходи и сразись». Какой прекрасный способ полностью проснуться, когда его жена сидит верхом, шепчет что-то новоиспеченному рыцарю, согревая его своим дыханием, говоря ему, что он – кто? Гений. Лотто давно знал это нутром. С тех пор, как он был маленьким мальчиком. Но как приятно получить такое подтверждение, да еще и в таком формате. Под золотым потолком, под золотой женой. Ну, тогда ладно. Он мог бы стать драматургом.
Он смотрел, как Лотто, который, как он думал, был им, встал в своем гриме и камзоле, его дублет вспотел. Он тяжело дышал, рев внутри него выходил наружу, когда зрители купали его в овациях. Словно призрак, он вышел из своего тела, отвесив изысканный поклон, и навсегда исчез за закрытой дверью квартиры.
Ничего не должно было остаться. И все же какая-то часть Лотто была там. Другой, новый Лотто, под своей женой, которая скользила вверх по его животу, отодвигая в сторону шнурок стрингов, обволакивая его. Его руки распахивали ее халат, обнажая груди, похожие на птенцов. «О боже!» Ее кулаки тяжело опустились на его грудь: «Теперь ты Ланселот. Больше никакого Лотто. Лотто – это детское имя, а ты уже не ребенок. Ты гениальный драматург, черт возьми, Ланселот Саттеруайт. Мы сделаем так, чтобы это произошло».
Если это означало, что его жена снова будет улыбаться ему сквозь светлые ресницы и сидеть на нем верхом как призовая наездница, он был готов измениться. Он мог бы стать тем, кем она хотела. Больше не несостоявшийся актер. Потенциальный драматург. У него возникло такое чувство, будто он обнаружил запертое за собой окно в темном чулане.
И все равно он чувствовал какую-то боль. Ощущение потери. Он закрыл глаза и двинулся в темноте к тому, что сейчас так ясно видела только Матильда».
- Джон Кейси – «Spartina»
Лирическая и сострадательная история рыбака Дика Пирса – это рассказ о судьбе каждого, кому приходится вести непрерывную борьбу за свое место в мире.
«Он повернул голову так, что его щека оказалась прижатой к ее щеке. Он чувствовал, как мягко двигаются ее мускулы. Когда она приближалась к финишу, она становилась единой полосой мышц, как рыба — вся она двигалась одновременно, мерцая и изгибаясь. Единая от челюсти до хвоста».
Его мысли были наполовину в ее голове. Он чувствовал, что она все еще свободно дрейфует.
Волны поднялись до самого верха.
Он чувствовал, как вся она вошла в него через лоб. Она словно плыла вверх, затем делала разворот и вытягивалась. Словно серфер, седлающий волну.
Он почувствовал это — она на мгновение испугалась — он не услышал этого, но почувствовал. Затем она вздохнула — он почувствовал, как ее тело задвигалось, как будто ее рот открылся навстречу ему — она сделала вдох и позволила себе провалиться в пропасть.
Через некоторое время они двинулись вверх по берегу, словно спасаясь от наводнения. Они вскарабкались на стол повыше, на спартину. Он сел, чтобы развязать ботинки, а Элси забралась к нему на спину, как будто не могла насытиться карабканьем. Он вытащил ноги из штанов и устроил для нее постель на длинных приплюснутых стеблях.
Все вокруг было ярче, чем в ручье, — ровные вершины спартины отражали ровный, лишенный теней звездный свет. Он сунул руку ей под спину, чтобы разгладить сломанные стебли. На мгновение он почувствовал, как она ощутила его тело. А потом они превратились в волны двух разных штормов – они накладывались друг на друга, то затихая, то усиливаясь.
Они лежали неподвижно в этой серой яме. Ее щека прижалась к его щеке. Он понятия не имел, какое у нее сейчас было выражение лица — может быть, улыбается. Или смеется сама над собой после слез.
Она повернула голову и поцеловала его в губы. Но от этого не стала понятнее. Должно быть, скоро она заговорит.
Но она хранила молчание. Она не вернется к нему так просто. Он почувствовал еще кое-что. Не важно насколько глупую игру она затеяла – они оба были пойманы, повержены и ошеломлены печалью».
- Дэвид Лодж – «Райские новости»
Роман о разобщенной группе людей, которых на короткое время объединяет поездка на Гавайи.
«На следующий день в комнате стало светлее, и они, прежде чем приступить к работе, достали из мини-бара полбутылки белого вина. Иоланда была смелее и гораздо разговорчивее. «Сегодня все еще только прикосновения, но запретов нет – мы можем касаться, где нам нравится, как нам нравится, хорошо? И это не обязательно должны быть только руки, ты также можешь использовать свой рот и свой язык. Хочешь пососать мою грудь? Вперед.Так хорошо? Тогда и мне хорошо. Можно я тебе отсосу? Не волнуйся, я сожму его так сильно, что ты перестанешь кончать. Окей. Расслабься. А так хорошо? Хорошо. Конечно, мне нравится это делать. Сосание и лизание – это очень примитивные удовольствия. Конечно, легко понять, что нравится мужчине, но с женщинами все по-другому, все спрятано внутри, и ты должен знать дорогу, так что оближи палец, и я проведу тебе экскурсию».
Он был потрясен, ошеломлен, почти физически задыхался от бесстыдности слова и жеста. Но он тоже был в приподнятом настроении. Он держался изо всех сил. «Мы сегодня будем заниматься любовью?» – взмолился он. «Это и есть занятие любовью, Бернард, – сказала она. – Я прекрасно провожу время, а ты?»
«Да, но ты же знаешь, что я имею в виду».
- Оскар Ихуэлос – «Короли мамбо поют песни о любви»
Самый известный роман писателя был награжден Пулитцеровской премией. Книга была экранизирована, одну из главных ролей сыграл Антонио Бандерас.
«Он сидел на кровати в роскошном гостиничном номере, откинувшись в тени, а она стояла у двери ванной. И от одного взгляда на ее прекрасное обнаженное тело, влажное от пота и счастья, его большой член снова стал твердым. То, что горело в свете окна, было толстым и темным, как ветка дерева. В те дни она прорастала, как виноградная лоза, между его ног, поддерживаемая мощной жилой, точно разделявшей его тело, и поднималась вверх, как раскидистые верхние ветви дерева. Или, как он однажды подумал, глядя на карту Соединенных Штатов, как течение реки Миссисипи и ее притоков.
«Иди сюда», – сказал он ей.
В ту ночь, как и во многие другие, он приподнял скомканные простыни, чтобы она снова могла присоединиться к нему. И вскоре Ванна Вэйн уже терлась влажным задом о его грудь, живот, рот, а пряди ее крашеных светлых волос скользили между их губами, когда они целовались. Затем она взобралась на него и раскачивалась взад и вперед, пока все внутри не закрутилось и не стало жарко, а их сердца не разорвались (стуча, как барабаны конги). Они упали измученные и отдыхали до тех пор, пока не были готовы к большему. Их любовные ласки кружились и кружились в голове короля Мамбо, как мелодия песни любви».
- Питер Кэри – «Налоговый инспектор» («Tax Inspector»)
Писатель удостаивался Букеровской премии дважды. «Налоговый инспектор» – первая книга австралийского писателя, последние строки которой были дописаны уже в США.
«Он коснулся ее лба и провел пальцем по линии носа. «Я буду заниматься с тобой любовью в полной безопасности».
Она и представить себе не могла, что эти слова могут звучать с такой нежностью, но вот уже они лежат на боку, а прямо перед ней – его ясные голубые глаза, обрамленные морщинками.
Она позволила ему раздеть себя и ласкать свое набухшее тело. «Боже,— подумала она, – вот так умирают люди».
«Мое тело красиво?» – спросила она. «О да, ты вся блестишь», – ответил он.
Она начала целовать его, покрывать поцелуями его грудь, зарываться лицом в мягкие, сладкие, как яблоко, волосы, обнаруживая при этом жажду к запахам и текстуре мужской кожи.
«Надень презерватив», – услышала она свой голос со стороны.
«Уверена?»
«Ммм».
«Сделано».
«Я схожу с ума», – сказала она».
- А. М. Хоумс – «Music for Torching»
Хоумс обнажает основы брака и семейной жизни и создает персонажей с вопиющими недостатками, глубоко человеческих и полностью правдоподобных.
«Невыносимо хрупкий поцелуй, всплеск ощущений. Все представления Элейн о самой себе сейчас не имеют значения. Нет слов. Только ощущения. Нежный, щекочущий поцелуй. Элейн чувствует себя беспомощной, внезапно одурманенной. Пэт целует ее. Она целует Пэт. Они стоят посреди кухни, даря и получая каждый поцелуй, который они когда-либо получали или дарили. Поцелуи по памяти. Быстрые, жесткие, глубокие, неистовые, долгие и медленные. Они пробуют на вкус губы, рот, язык. Элейн прижимает ладони к лицу Пэт, ощущая мягкость ее кожи. Отсутствие шероховатости и царапин от несвежего бритья настолько непривычно, что кажется невозможным. Пэт трется лицом о лицо Элейн — обводит щеку, высокие, легкие кости, наморщивает ухо, узкую линию бровей, заканчивает взмахом ресниц, как бабочка.
Пэт прижимается к ее груди. Элейн издает какой-то звук, смущающе глубокий вздох – как будто из чего-то вырывается воздух. Элейн не может поверить, что она позволяет этому случиться. Она не останавливает это, она не кричит.
Ей это нравится. Пэт целует живот Элейн, облизывая языком шрам от кесарева сечения, к которому никто никогда не прикасается. Элейн тянется к Пэт — невероятно странно, когда они соприкасаются одновременно. Элейн не может сказать, кто есть кто, что есть что — Марсель Марсо, зеркальная игра, каждый подражает другому. Феноменальная путаница.
Элейн касается груди Пэт, прижимаясь к ней. Ее колени подгибаются, и она падает на пол. Пэт присоединяется к ней.
Приторная. Вкусная. Пэт гладкая и маслянистая, совсем не такая, как Пол. Не куча шерсти, не мешанина ссадин от бороды до члена. Пэт мягкая, обволакивающая.
Элейн думает, что это прекратится через минуту. На самом деле этого не произойдет. Это не зайдет слишком далеко. Это всего лишь две женщины, исследующие мир. Она помнит, как читала о группах повышения сознательности, о женщинах, сидящих кругами на полу в гостиной, смотрящих на свои шейки матки – как маленькие мальчики, сидящие в кругу и мастурбирующие. Она читала о женщинах, познающих свои тела, овладевающих ими. Только тут все гораздо интимнее — Пэт овладевает Элейн.
Пэт стягивает с Элейн штаны. Элейн приподнимает бедра, ее брюки цвета хаки валяются под кухонным столом. Пэт все еще в халате. Элейн тянется к поясу – ей кажется, что она сможет зацепиться за него, подняться и прекратить это. Халат распахивается, обнажая Пэт.
Пэт растягивается на Элейн. Кожа к коже, грудь к груди. Она прижимается к ней, трахая ее в странной позе.
Она протягивает руку под задницу Элейн, чтобы лучше ухватиться. Крошки. К заднице Элейн прилипли крошки. Пэт в ужасе оборачивается и начинает слизывать их, высасывая крошки из Элейн, с пола и глотая их, как человеческий пылесос. «Я подметаю, – говорит она, вытирая пыль со рта. – Я подметаю каждый день. Я все время подметаю».
«Все хорошо. Все в порядке», – говорит Элейн.
Все в порядке, если это просто рука. Все в порядке, если это пальцы. Или пальцы и язык. Все в порядке. В порядке.
Они две взрослые женщины. Матери. И они набрасываются друг на друга на кухонном полу. Поднимается густой мускусный запах.
Пальцы Пэт проскальзывают меж ног Элейн.
«Ах». Боль сочетается с удовольствием. Требуется некоторое время, чтобы понять, что не так. «Твое кольцо», – выдыхает Элейн.
Бриллиантовая оправа обручального кольца Пэт царапает ее. Пэт снимает кольцо, оно скользит по полу, и она просовывает свою руку обратно в Элейн, находя то самое место. Она скользит туда и обратно быстрее, энергичнее.
Элейн кончает в какофонии конвульсий. Ее словно затопило изнутри. Матка сокращается, будто изгоняя саму Элейн.
И только она подумала, что все кончено,только начала расслабляться, рот Пэт скользнул на юг, и Элейн застыла на вершине ощущения, ее тело оглушил щелчок языка Пэт. Она лежит, растянувшись на линолеуме, сравнивая Пэт с Полом: тот спускается ниже только потому, что видел это в порнофильме, потому что думает, что это круто. Пол набрасывается на нее так, будто действительно ест, как будто она Биг-Мак, и он должен проглотить весь гамбургер одним большим куском.
Но каждое действие Пэт, каждый щелчок языка вызывают электрический разряд. Вспышки света, мимолетные образы. Элейн будто теряет сознание, рассудок и умирает. Она больше не может этого выносить. Всего слишком много. Она отталкивает Пэт».
